Меня не боялись, меня не любили. Меня не понимали, а когда человека не понимают, то его и не любят. Я никогда не была в стаде, хотя вовсе не считаю это хорошим качеством. На самом деле я - человек очень контактный и мобильный, совсем не похожа на гордого одинокого волка, который сидит где-то там на скале и воет. Но мой круг интересов всегда был чуть больше, чем только театр. В театре всегда существуют какие-то закулисные посиделки, такова норма поведения. Я же, хоть и выросла в актёрской семье, всё это не очень люблю. Мне становится скучно, возникает ощущение потерянного времени. И это не значит, что я лучше других. Просто я – другая, а этого никогда не прощают. И я ничего не боялась. У меня не было страха перед начальством. Не было трепета и страха. Меня было трудно задавить, потому что у меня никогда не пропадает чувство юмора. Я защищаюсь смехом, а не кулаками, неуставными выражениями или слезами. Это тоже ошеломляет. Возникают вопросы - как такое чмо выжило? Никто её не опекает, и у неё нет романов, которые всегда на виду. Человек, живущий вне законов того организма, внутри которого он существует, всегда сильно раздражает и вызывает досужие разговоры.
Мама меня называла «Буратино с короткими мыслями. Ты сначала делаешь, потом думаешь». Я росла с братьями, и разборки были очень крутые. Драки были до кровавой юшки. Но знала, что нельзя жаловаться. Надо терпеть. Я могу до Кремля дойти и прошибить башкой стену, когда мне кажется, что попрано чувство справедливости.
Георгий Александрович Товстоногов высоко ценил меня за отсутствие страха и умение владеть собой. Мы с ним пару раз схватывались и на бытовом, и на профессиональном уровне. Я входила к нему в кабинет и, зная его любовь к изящной речи и иностранным языкам, вползала в такие литературные куртуазности, так строила фразу, так сдабривала ее французскими и немецкими словечками, что у Георгия Александровича потели очки. А Товстоногов был сильный человек, актрисы его боялись до обморока. А на меня хоть изорись, хоть стул разбей о мою голову, я почешусь и скажу - «А что вы имели в виду?» Выдержать диалог в том стиле, который предложен, на ходу выбирая род оружия - оглоблю или рапиру, - мне всегда было интересно.
- Вы говорили, что в жизни вам очень помогает юмор.
- Иногда он мне уже отказывает. Может быть, это связано с тем, что раздражают повсеместные несправедливость и хамство. Разве маленькими окладами можно оправдать сердечную тупость? И так везде. Очень мне грустно, что сознание большинства такое же, как 100-200 лет назад - темнота дремучая, эгоизм немотивированный.
Вокруг нас чудовищная бездуховность. Иногда я думаю - лучше уж работать официанткой и сохранить в себе творческую гармонию, чем сниматься в рекламе и низкопробных сериалах. У нас в России всегда была страсть цеплять иностранные слова. Недавно появилось новое слово - «медийность». Говорят - «Хороший актер, но не медийный». Это, на мой взгляд, ужасно. Не все золото, что блестит, не все ценно, что медийно.
Меня не боялись, меня не любили. Меня не понимали, а когда человека не понимают, то его и не любят. Я никогда не была в стаде, хотя вовсе не считаю это хорошим качеством. На самом деле я - человек очень контактный и мобильный, совсем не похожа на гордого одинокого волка, который сидит где-то там на скале и воет. Но мой круг интересов всегда был чуть больше, чем только театр. В театре всегда существуют какие-то закулисные посиделки, такова норма поведения. Я же, хоть и выросла в актёрской семье, всё это не очень люблю. Мне становится скучно, возникает ощущение потерянного времени. И это не значит, что я лучше других. Просто я – другая, а этого никогда не прощают. И я ничего не боялась. У меня не было страха перед начальством. Не было трепета и страха. Меня было трудно задавить, потому что у меня никогда не пропадает чувство юмора. Я защищаюсь смехом, а не кулаками, неуставными выражениями или слезами. Это тоже ошеломляет. Возникают вопросы - как такое чмо выжило? Никто её не опекает, и у неё нет романов, которые всегда на виду. Человек, живущий вне законов того организма, внутри которого он существует, всегда сильно раздражает и вызывает досужие разговоры.
Мама меня называла «Буратино с короткими мыслями. Ты сначала делаешь, потом думаешь». Я росла с братьями, и разборки были очень крутые. Драки были до кровавой юшки. Но знала, что нельзя жаловаться. Надо терпеть. Я могу до Кремля дойти и прошибить башкой стену, когда мне кажется, что попрано чувство справедливости.
Георгий Александрович Товстоногов высоко ценил меня за отсутствие страха и умение владеть собой. Мы с ним пару раз схватывались и на бытовом, и на профессиональном уровне. Я входила к нему в кабинет и, зная его любовь к изящной речи и иностранным языкам, вползала в такие литературные куртуазности, так строила фразу, так сдабривала ее французскими и немецкими словечками, что у Георгия Александровича потели очки. А Товстоногов был сильный человек, актрисы его боялись до обморока. А на меня хоть изорись, хоть стул разбей о мою голову, я почешусь и скажу - «А что вы имели в виду?» Выдержать диалог в том стиле, который предложен, на ходу выбирая род оружия - оглоблю или рапиру, - мне всегда было интересно.
- Вы говорили, что в жизни вам очень помогает юмор.
- Иногда он мне уже отказывает. Может быть, это связано с тем, что раздражают повсеместные несправедливость и хамство. Разве маленькими окладами можно оправдать сердечную тупость? И так везде. Очень мне грустно, что сознание большинства такое же, как 100-200 лет назад - темнота дремучая, эгоизм немотивированный.
Вокруг нас чудовищная бездуховность. Иногда я думаю - лучше уж работать официанткой и сохранить в себе творческую гармонию, чем сниматься в рекламе и низкопробных сериалах. У нас в России всегда была страсть цеплять иностранные слова. Недавно появилось новое слово - «медийность». Говорят - «Хороший актер, но не медийный». Это, на мой взгляд, ужасно. Не все золото, что блестит, не все ценно, что медийно.